пролетавшими мотыльками, кузнечиками.
— Где же мои цыплята? — спрашиваю.
— А вы позовите, — говорит Иван Петрович.
Я взяла пакет с овсяной крупой, крошками всякими —
привезла в гостинец, — вышла на середину травяного двора.
— Цып-цып-цьш-цып-цып!.
Батюшки, сколько их вдруг появилось! И белые, и серые,
и рыжие. .
А больше белые. Несутся со всех ног, обгоняют друг друга, на крыльях взлётывают, орут. .
Я горсть за горстью кидаю. Они хватают, торопятся!
А мои десять — я их сразу узнала — серые, рыжие, пёстрые —
быстрее всех, больше всех клюют. И ко мне так и
подступают. Я присела — они на руки, на колени лезут. .
Наелись, а не расходятся, копаются около меня. А рыже-
серый петух — вырос-то как! — на плечо ко мне забрался.
Клюв о воротник мой почистил, крыльями замахал да как
заорёт мне в ухо: «Ки-ки-ре-ку-у-у-у-у!.»
Голосишко писклявый, ломается, а оглушил!. Жизни
радуется.
Мне бы тоже понравилось жить в таком саду! Под яблонями гулять, за бабочками бегать. .